Назло богам, на радость маме - Страница 51


К оглавлению

51

— Витенька, золотце, — добавляю в голос максимум ласки. — Я тебя очень люблю! И посторонними берегинями не интересуюсь. Просто костюм рассматриваю, чтобы потом тебе такой же заказать! Оставь ее, давай к делу вернемся.

— Ты собрался ее спасать?! — накидывается на меня Витька.

— Что ты, любимая! Ты же гораздо лучше! — всё, с блондинкой мне ничего не светит. Наплевать, все равно, небось, дерево деревом. — Дуб жалко! Ему тысяча лет, если не больше, а ты его за три минуты на дрова переведешь! Всей отдачи будет — жареная русалка, но я их не ем. Я и рыбу-то не слишком люблю!

— Я не русалка! — получаю с дерева презрительный взгляд. — Я берегиня! Ой!

Отвлеклась девочка и получила прямое попадание. Это наше маленькое счастье успевает и на меня кричать, и за котом приглядывать, и шишки кидать, и от желудей уворачиваться. Славянским нимфам такого не дано.

Но вот как их остановить?.. Как-то же надо…

Видимо котяра, с интересом наблюдавший за перестрелкой и, особенно, перебранкой, приходит к тому же выводу. Взмах лапы и Василиса исчезает с ветвей. Только всплеск у дальнего края озера. А говорила, не русалка! Обман, сплошной обман! Впрочем, может, это рыба плеснула…

— Ты мне обещала песню, — мяукает Баюн. — И где?! Я тебя умоляю!

— Легко! — Витька, словно и не было маленького скандальчика, запевает:


Желтою лампой сияет луна
В мягких ночных небесах.
В Африке дремлют три белых слона,
Птички сидят на ушах…

А ничего так у нее выходит, душевно. И котяра под обаяние попал, ВОН какая морда меланхоличная.


Птички сидят на слоновьих ушах
И, разумеется, спят.
Только не спят крокодилы в кустах
Тихо кого-то едят…

Витька бросает недвусмысленный взгляд на вновь появившуюся берегиню.


А за великой китайской стеной
Дяди китайцы храпят.
В речке Янцзы с голубою водой
Лодки подводные спят.

Баюн настороженно шевелит ушами. Из приоткрытой пасти выглядывают вполне достойные тигра клыки.


Лодки подводные с красной звездой,
Серп с молотком на боку.
Утром советских подводников строй
Скажет китайцам: «Ку-ку».

— Так их, так! — негромко восклицает кот. — Я вас умоляю! А то развелось всяких!


Много на свете есть разных чудес
Всех их нельзя сосчитать.
Где-то на улице пьяный балбес
Песенку начал орать.

— Хорошая песня! — комментирует Баюн. — Возьму на вооружение. Кстати, о пьяных балбесах. Угостила бы чем-нибудь особенным…

— Только после дела! — заявляет Витька. — Знаю я вас, мужиков! С полпинка нажретесь, и толку уже никакого не будет. Вон, подруга не даст соврать!

Берегиня согласно кивает головой.

— Предательница, — шипит на нее кот.

— А нечего было меня удалять в самый разгар веселья, — парирует та. — Я что тебе, девочка, туда-сюда прыгать? Перебьешься без валерьянки!

— Что? — воет кот. — Даже не взяла? Я зачем тебя в аптеку посылал?

— А я откуда знаю? — берегиня пожимает плечами. — Никто ничего не просил!..

— Приодеться не забыла! — бурчит кот.

«Одетая» (в волосы вплетены разноцветные ленты) Василиса инсинуацию игнорирует.

— В общем, так, — Витька вновь перехватывает инициативу. — Ты нам отдаешь Алатырь-камень, а я тебя пою хоть до розовых мышей!

— Я вас умоляю! Хотя… Розовые мыши, говоришь? — кот задумывается. — Никогда не видел… А чем поить будешь?

Витька открывает флягу. Баюн принюхивается…

— Интересное зелье… Только мне бы валерьяночки добавить. Ан нету… Васька, сволочь…

— Ты поругайся, поругайся, — берегиня на секунду отбрасывает волосы, сверкнув грудью и бутылью литра на два, — вообще ничего не получишь!

— Васенька, золотце, я тебя умоляю! — кошачья морда расплывается в улыбке. — Что ж ты молчала! Это же в корне меняет дело!

— Вот! — возмущается дева. — Как с валерьянкой, так «Васенька, золотце», а пустая, значит, «Васька, сволочь»!

— Да ладно тебе, — успокаивает Витька. — Если чуркой гребанной не зовет, значит, любит!

— И шо мне с его любви? — сварливо вопрошает Василиса. — Ежели бы он мог человеком оборачиваться!.. А так — зоофилия получается!

— Ты знаешь, — елейно поет Витька, — в наше время в Европе это модно. Мужики на мужиках женятся, бабы за собак замуж выходят…

— Ты сама-то пробовала? — щурится берегиня. — А, ты вообще девственница! Так и не рассуждай, о чем не понимаешь! Я тебе что, феминистка какая?! Или с этой, как ты сказала, Гейропы?! — лицо берегини вдруг озаряется ехидной улыбкой. — Слушай, раз ты мужиком не пользуешься, одолжи мне его на ночь! А я тебе валерьянку отдам, будешь с Баюном Велесовичем торговаться!

— Не пойдет! — возмущается Витька. — Игорь мой!

— Да что ты, как собака на сене, — уговаривает Василиса. — Можно подумать, от него убудет! Я же попользуюсь, пока он тебе для этого дела не нужен, и верну. А то он с голодухи озвереет, глядишь хищница какая заграбастает. Она-то навсегда заберет! До самой смерти!

— Которая наступит очень быстро, — заверяет командирша.

— Всех не поубиваешь, — не соглашается берегиня. — А я на него еще отворот на посторонних наведу. Он только на нас двоих смотреть будет. А?

— И на Мекрину не будет?

— А то!

— Хм…

В Витькином голосе появляется сомнение, и я решаю, что пора вмешаться:

— Девочки, а вы моего мнения спросить не хотите?

— Нет, — хором заявляют эти сосуды греха и прелюбодеяния. — Оно не имеет значения!

51