Назло богам, на радость маме - Страница 47


К оглавлению

47

А это что за хрен раскрашенный?! Если перья со шлема снять и воткнуть в нужное место, за павлина сойдет. Кто главный? Ты маркграф?! Да хоть маркшейдер! Главная здесь я! Прапорщик Витька!

Игорь

«Судьба меня бросала, но и сам я не святой, я сам толкал ее на поворот…». Нет, как раз я в этом смысле почти святой. Один лишь раз поискал приключений на свою задницу. В итоге разбили голову, отправили в прошлое, снабдили новым телом…

А вот наша командирша точно не святая, хоть и обзавелась охрененной коллекцией нимбов, любой отшельник обзавидуется. Мало того, что Витька Андреевна обладает удивительной способностью всегда оказываться в эпицентре событий, так и сама мимо ни в жизнь не пройдет. Обязательно выступит в роли затычки к подвернувшейся бочке, чтобы бочку либо в клочья разнесло, либо раздуло до масштабов цистерны.

Зашли в городок. Только чтобы не обходить! Кто-то у кого-то что-то украл в пределах Витькиной досягаемости. Через два часа созданы армия, полиция, налоговая инспекция, потребнадзор и еще с пяток служб, покончено с организованной преступностью, проведен полный контроль продукции на базаре, отравители выпороты, нарушители повешены, начато строительство укреплений, добыча торфа, заложены основы картофелеводства… Социальная и научно-техническая революция, одним словом. Без единого выстрела и смены легитимной власти. Всё в правовом поле и согласно конституции! Ее на Украину надо было в конце февраля заслать денька на два! Единственно, переименовали бы страну, как пить дать переименовали. Либо в Витькаину, либо в Барсонию!

Что-то наша командирша развоевалась. Сама себя в прапорщики произвела и командует всеми встречными-поперечными… Женщины всегда всеми командуют, но ей же восемнадцати нет! И не замужем! Рано еще!!! Я, конечно, не против, пусть будет, раз ей так хочется, но звания, все-таки, вышестоящий присваивать должен. Вот только возражать не собираюсь, тем паче у Витьки повышенная милитаризованность прорезалась. Кое-кто уже выступил!

Шла навстречу армия, никого не трогала… Хотя, конечно, петь «Дойчен зольдатен» при русском человеке не рекомендуется из соображений безопасности, но тем не менее… Слова-то другие были! Они же еще не зольдатен! Даже не дойчи. То ли саксы, то ли швабы, а может и вообще франки восточные! И мотив лишь слегка похож! Идут люди по дороге, песню поют, чтобы шагать веселее было. Зачем их останавливать? Слава донецких мужиков покоя не дает, что вдвадцатером на ржавых «семерках» танковую колонну развернули! Витька подобные подвиги в одиночку вытворяет.

Встает на пути колонны и, не слезая с медведя, командует: «Ейне колоннен, хальт! Айн-цвай!». Армия, конечно, движение прекращает. Русские прапорщики так поезда останавливают, где уж тут первобытным латоносцам устоять!

— Вохин марширт? — вопрошает Витька, грозно хмуря брови.

Какой-то сержантик суется с объяснениями. Оказывается, Баранье Болото — последний оплот славянской цивилизации на вверенном некоему графу участке, и назначенный Оттоном владетель решил это недоразумение исправить. А то, что славяне эти — христиане, большого значения не имеет, ибо бьют не по вере, а по роже, а Господь своих на том свете отсортирует. В общем, вполне нормальное объяснение для этих времен. Тем паче, бараньеболотцы со вчерашнего дня и не христиане, а так, сами не понимают, в кого верить. Но ведь они и не бараньеболотцы больше, а витькаградцы! И это у товарища прапорщика на лице камуфляжным гримом написано.

— Геен зи цурюк, — сообщает Витька. — Унд шнеллер, шнеллер!

Сержантик что-то заикается про приказ и убеждается в превосходстве малой пехотной лопаты в руках мастера славянского ушу над десятком мечей и топоров его излишне дисциплинированных подчиненных. За что второй десяток страдает, непонятно. А, за недисциплинированность. Чтобы приказы не обсуждали.

Остальные оказываются сообразительнее. Стоят, боятся, денег не прячут, наблюдают за демонстрацией преимуществ огнестрельного оружия. Или происходящее осмысливают, или начальства ждут. Можно мужиков понять: следовать за сержантом неохота, тем паче, животные наши еще в дело не вступали, но с графом-то объясняться придется.

Граф, между прочим, совсем даже не дурак. Подкрадывается тихонько из арьергарда, припрятав шлем с перьями под мышкой, любуется на уничтожение средств личной защиты, чешет в затылке, убеждается, что никого не убивают, и только потом выдвигается вперед, напялив на лысину головной убор. Зато подходит строевым шагом, спина выпрямлена, подбородок задран. Прямо не захолустный сакс, а гордость прусской военной аристократии.

— Малькольм фон Зарахатенберг! Маркграф!

Витька небрежно хлопает медведя по шее. Косолапый протягивает вояке лапу и громко ревет:

— Потапыч! Медведь!

А чо? Если не знать про Витькин сотовый и каких трудов стоило обучить топтыгина этому трюку, очень даже впечатляет. Фон Зарат… Забах… В общем, Захар проникся настолько, что даже забыл пожать лапу высокой договаривающейся стороне. Но Потапыч у нас зверюшка отходчивая. Дружески хлопает вельможу по плечу и встает на все четыре. Во, снова у них морды на одном уровне…

Все-таки, не зря Витьку в педагогический взяли. Там психологию преподают. Курса с третьего, но это неважно. Сама атмосфера столь высокоинтеллектуального учебного заведения благоприятно влияет на студентов. Какое тонкое понимание собеседника! Не успел бедный фон подняться с земли после столь близкого знакомства с медведем, а уже песик подходит:

— Симаргл! Славянский бог!

47